В этом выпуске блога ректор ТГУ Эдуард Владимирович Галажинский рассказывает о новой Стратегии научно-технологического развития РФ и о том, как связаны с ней основные направления научного развития Томского государственного университета в рамках программы «Приоритет 2030».

– Эдуард Владимирович, в самом конце февраля была опубликована новая Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации. Что вы можете сказать по поводу этого документа?

– Он помог всем нам окончательно осознать, каковы приоритеты сегодняшней отечественной науки, и в каких реалиях она будет функционировать в ближайшие годы. Вместе с тем здесь, как и полагается, намечены и дальние горизонты. Примерно год назад на заседании Совета по науке и образованию президент РФ Владимир Путин рекомендовал пересмотреть действующую на тот момент стратегию от 2016 года, поэтому появление нового варианта этого документа было ожидаемым: слишком многое изменилось в стране и мире с того времени. Эти изменения связаны не только с событиями, последовавшими после 24 февраля 2022 года, но и непосредственно с теми прорывными открытиями, которые произошли в области науки и технологий за последние 8–9 лет. В первую очередь, с ворвавшимся в нашу жизнь искусственным интеллектом, ставшим «сквозной» технологией практически для всех сфер современного общества. Сегодня трудно назвать какой-либо технологический процесс, в котором в той или иной степени не участвует так называемый ИИ. Заметные подвижки произошли и в методах исследований, среди которых анализ больших данных теперь занимает одно из почетных мест. Вместе с тем возросли технологические и иные риски, обозначив новые вызовы перед российским научным сообществом. Понятно, что все эти события и открытия обязывали руководство страны произвести перенастройку стратегии её научно-технологического развития, чтобы сделать её не только более актуальной, но и настоящим компасом для тех, кто её должен реализовывать.

– Что, на ваш взгляд, появилось принципиально нового в стратегии, опубликованной 28 февраля? Не секрет, что на местах подобные объемные документы с таким плотным текстом читаются не всегда внимательно.

– Чтобы сразу увидеть это новое, я бы посоветовал руководителям научных подразделений и коллективов иметь перед глазами одновременно две стратегии – предыдущую, 2016 года, и настоящую, 2024 года, чтобы сравнить их буквально по пунктам. Да, структура стратегий примерно одна и та же, но именно это и облегчает их сравнительный анализ. Уже при знакомстве с первым разделом («Общие положения») становится очевидно, что количество основных понятий, определяемых и используемых в новой стратегии, значительно увеличилось. Если раньше их было всего пять (научно-технологическое развитие РФ, большие вызовы, приоритеты научно-технологического развития, независимость, конкурентоспособность), то теперь к ним прибавились ещё шесть: наукоёмкая продукция, наукоёмкие технологии, квалифицированный заказчик, технологический суверенитет, важнейший инновационный проект и федеральная научно-техническая программа. По сути, все эти одиннадцать понятий являются ключевыми для определения фокусировок новой стратегии, выявления главных смыслов этого послания руководства страны к российскому научно-технологическому сообществу как сообществу ученых, технологов-разработчиков, руководителей инновационных производств, инвесторов.

На примере содержания понятия «квалифицированный заказчик» хорошо просматриваются принципы, которыми руководствовались разработчики стратегии. С одной стороны, это повышение ответственности: квалифицированный заказчик как инициатор реализации научного или научно-технического проекта должен обеспечивать формирование технического задания или размещение заказа на соответствующих площадках и принимать непосредственное участие как в определении требований к исполнителям такого проекта, так и в его финансовом обеспечении, мониторинге реализации, приёмке результатов и их внедрении в экономику страны. С другой стороны, это расширение возможностей: в качестве квалифицированных заказчиков могут выступать не только федеральные и региональные органы исполнительной власти, но и непосредственно сами организации, действующие в реальном секторе экономики. Такой двусторонний подход – повышение ответственности при расширении возможностей – работает и во всей стратегии в целом. Хотя, безусловно, степень расширения возможностей в каждом случае разная, учитывая все обстоятельства сегодняшней внешней и внутренней социально-политической и экономической ситуации.

Ещё один пример: внимательное чтение пункта 8 новой стратегии позволяет понять глубину изменений условий, в которых она разрабатывалась. Теперь в нём сказано, что ключевым фактором, определяющим конкурентоспособность национальных экономик и эффективность национальных стратегий безопасности, является высокий темп освоения новых знаний и создания наукоёмкой продукции на собственной технологической основе. В предыдущей стратегии такого уточнения не было. А между тем оно кардинально меняет масштаб и сложность задач по научно-технологическому развитию страны. Забегая вперёд, скажу, что в новой стратегии, в отличие от старой, такой сценарий, как импорт технологий и фрагментарное развитие исследований и разработок, интегрированных в мировую науку, но занимающих в ней подчиненные позиции, вообще не рассматривается. Основная ставка делается на полный научно-технологический суверенитет.

Или возьмём 10-й пункт, в котором выделяются теперь уже не два этапа этого развития, начиная с 1991 года, а три. И третий (с 2022 года по настоящее время) охарактеризован как этап мобилизационного развития научно-технологической сферы в условиях санкционного давления и, одновременно, консолидации нашего общества и хозяйствующих субъектов для решения соответствующих задач. Одним словом, ничего случайного или малозначимого в новой стратегии нет.

– Как сильно изменились большие вызовы для российского общества, государства и науки? Насколько помнится, в предыдущем документе их было семь.

– Все они вновь признаны актуальными. Потому они и были изначально определены как «большие», что на них сложно ответить полностью за такой относительно небольшой срок, как прошедшие восемь лет. Правда, в описания почти всех этих вызовов были внесены необходимые уточнения. Если раньше, например, говорилось об исчерпании возможностей экономического роста России, основанного на экстенсивной эксплуатации сырьевых ресурсов на фоне формирования цифровой экономики и появления стран-лидеров, обладающих новыми технологиями и ориентированных на использование возобновляемых ресурсов, то теперь этот «фон» описывается несколько иначе. В нём присутствует формирование уже не цифровой экономики, а экономики данных, наряду с ускоренным развитием технологий искусственного интеллекта во всех экономических отраслях и социальной сфере. В чём различие обозначенных экономик? Напомню, что во время своего недавнего обращения с посланием к Федеральному собранию президент РФ Владимир Путин объявил о запуске нового национального проекта «Экономика данных», главной задачей которого является создание цифровых платформ с использованием квантовых и фотонных технологий во всех ключевых отраслях экономики и социальной сфере. По сути, речь идёт о цифровой экосистеме в масштабе всей страны, в которой информация будет передаваться между всеми её субъектами в режиме реального времени, что принципиально важно для дальнейшего совершенствования отечественных систем связи, беспилотного транспорта, робототехники, здравоохранения и так далее.

Но кроме семи уточненных больших вызовов, стратегией обозначен и поставлен на первое место ещё один вызов, который несколько лет назад не ощущался так явно, как в настоящее время. Это трансформация миропорядка, сопровождающаяся перестройкой глобальных финансовых, логистических и производственных систем, а также ростом геополитической и экономической нестабильности, международной конкуренции, конфликтности и системного неравенства. И всё это происходит на фоне ослабления национальных государственных институтов, сложности участия в международной кооперации в рамках научной, научно-технической и инновационной деятельности.

– Понятно, что в рамках одной беседы невозможно проанализировать по пунктам всю новую стратегию, поэтому не могли бы вы кратко отметить то, что представилось вам в ней наиболее важным именно как ректору классического университета?

– Если смотреть на новую стратегию в такой оптике, то не мог не порадовать отдельный пункт о ключевой роли фундаментальной науки в готовности научно-технологического сектора страны к ответу на большие вызовы. Раньше такого акцента не было. Упоминания о фундаментальной науке были, но всегда следовали как бы вторым эшелоном. Кроме того, большое значение для нас, университетских людей, имеет такой основополагающий принцип государственной политики в области научно-технологического развития, как неразрывная связь между научно-образовательным, научно-технологическим и промышленным потенциалом страны и взаимозависимость их развития. В предыдущей стратегии его тоже не было.

– Не сочтите за провокационный вопрос: не захотелось ли вам внести какие-то коррективы в новую стратегию? Может быть в ней чего-то не хватает, несмотря на то, что её разработчики очень старались?

– Как ректор классического университета, я думаю, что среди гибридных внешних угроз национальной безопасности в новой стратегии должна была быть отмечена и угроза культурной идентичности российских граждан, как это было в аналогичном документе 2016 года. Поскольку эта угроза не только не исчезла, но резко возросла за последние два года. Через социальные сети и мессенджеры западные инфотехнологи пытаются круглосуточно воздействовать на массовое сознание и подсознание российских граждан посредством «чужих» культурных кодов. В результате такой культурной экспансии даже у взрослых людей, не говоря уже о молодёжи, начинают формироваться соответствующие мыслительные и поведенческие установки, меняется картина мира в целом. К сожалению, в новой стратегии слова с корнем «культура» встречаются не часто. Представляется, что в условиях отмены на Западе русской культуры и беспрецедентного информационно-коммуникативного противостояния между Россией и её идеологическими противниками социогуманитарное направление научно-технологического развития страны также должно быть в числе приоритетных.

– Эдуард Владимирович, увидели ли вы непосредственную связь между новой стратегией и программой развития Томского государственного университета в рамках проекта «Приоритет 2030»? Ведь направления развития ТГУ были намечены и утверждены задолго до появления этого документа. Нет ли ощущения, что теперь эти направления уже не столь актуальны, какими они представлялись вначале?

– Наоборот, новая стратегия однозначно подтвердила их актуальность, и это нас очень вдохновило. Как исследовательский университет, мы всегда держали в фокусе своего внимания фундаментальные исследования. Однако не скрою: в последнее время у нас возникали мысли, что в связи с мобилизационным характером развития отечественной научно-технологической сферы и жёсткой необходимостью как можно скорее обеспечить её полный суверенитет, «генетическая» привязанность классического университета к фундаментальным исследованиям может показаться несколько несвоевременной. Тем не менее, мы рискнули определить фундаментальные исследования одним их трёх китов новой научно-инновационной политики ТГУ и в 2024 году. Остальные два кита – это укрепление сотрудничества с промышленными партнёрами и подготовка молодых научных кадров.

Надо заметить, что осуществить этот выбор приоритетов было нелегко. Как большому классическому университету нам необходимо удерживать многообразие. В этом наша сложность и одновременно потенциал развития. И мы всегда пытались сохранить эту сложность даже вопреки мнениям экспертов. Я считаю, что если есть ученые и научные коллективы, то они сами знают, что именно нужно сохранять и развивать. В классическом университете, в отличие от отраслевого вуза, должны «цвести все цветы». Мы эффективны и адаптивны именно за счет этой избыточности. С другой стороны, нужно быть реалистами: в условиях мобилизационного развития научно-технологической сферы и её вузовского сектора, когда требуется особенно тщательно распределять далеко не безграничные ресурсы, нам точно не хватит поливать все «цветы», которые у нас могли бы расти. Тем не менее, за прошедшие десять лет, которые были тоже весьма непростыми, нам удалось сохранить и поддержать главное в этом деле – свои научные школы. И 2023 год показал, что мы делали это не зря: наш рост по грантам РНФ оказался, можно сказать, нелинейным. Если в 2014 году объём финансирования здесь составлял всего 55 млн рублей, то в прошедшем году он достиг 489 млн. Вместе с грантами РФФИ, мегагрантами и грантами президента РФ для молодых ученых университет получил почти 600 млн рублей грантовых денег. Это очень хороший показатель.

При обсуждении научной политики ТГУ на 2024 год мы пришли к выводу, что кроме стратегических направлений, утверждённых программой «Приоритет 2030», на каждый год должны быть поставлены и локальные задачи. Как я уже сказал выше, в текущем году – это развитие фундаментальных исследований, укрепление сотрудничества с промпартнёрами и подготовка молодых научных кадров. При такой локализации коллективу понятнее, как жить и работать. И тогда бы под эти три основных фокуса распределялись и те ресурсы, которые у нас есть сегодня. И финансироваться должны, прежде всего, те проекты, руководители которых берут на себя обязательства выдать определенный результат. Для этого научную политику университета необходимо соответствующим образом декомпозировать в рамках уже утвержденных четырёх стратегических направлений: «Глобальные изменения Земли: климат, экология, качество жизни», «Инженерная (синтетическая) биология 2.0: Биопроектирование, молекулярный и клеточный инжиниринг», «Социогуманитарный инжиниринг: исследование и проектирование человека и общества», «Технологии безопасности».

Если мы говорим про фундаментальность, то у нас должно быть два-три конкретных фундаментальных проекта. Если говорим о промпартнёрах, тогда мы должны заниматься трансфером технологий в два-три конкретных крупных производства. Это тоже ключевая задача, поскольку пока трансфер у нас растет значительно медленнее, чем хотелось бы. И пронизывать это всё должны определённые сквозные технологии, на которых мы тоже фокусируемся. Это технологии, основанные на «больших данных» (big data) и искусственном интеллекте. К «сквозным» я бы отнес также беспилотные технологии и генную инженерию, поскольку сегодня они являются важным элементом большинства отраслей, связанных с разного рода безопасностью, климатом, транспортом, медициной, сельским хозяйством. И тогда понятно, почему, несмотря на все трудности, мы поддерживаем научные проекты класса «мегасайенс». Потому что в процессе их реализации мы получаем сразу несколько результатов: проводим фундаментальные исследования, разрабатываем новые технологии и продукты и выращиваем перспективные кадры. На выходе таких проектов, кроме одного-двух учёных-докторов наук, мы получаем ещё и «побочный продукт»: двадцать-тридцать человек, умеющих работать с супер-технологиями на супер-уровне. Да, они не доктора наук, но их квалификация вырастает так, что они становятся востребованными любыми компаниями. И если их правильно «продать» этим компаниям, то те ещё начнут и финансировать такого рода проекты — исследовательские и одновременно научно-образовательные. А иначе подобные сложные компетенции не вырастить.

Возвращаясь к поставленному выше вопросу, скажу: если смотреть на программу развития ТГУ до 2030 года через призму новой «Стратегии научно-технологического развития РФ», то можно сразу увидеть, что стратегические направления развития нашей университетской науки соответствуют большинству обозначенных приоритетов и перспективам научно-технологического развития страны, отвечающим на большие вызовы. Предлагаю самым заинтересованным читателям самостоятельно сделать такой анализ, чтобы убедиться в этом.

– Что изменилось в политике и целевых показателях программы «Приоритет 2030» в этом году?

– В целом можно сказать так: финансирование программы в силу объективных причин несколько сокращается, а показатели не только не сокращаются, но где-то даже увеличиваются. Сделана ставка на рост внебюджетного финансирования. Теперь на каждый бюджетный рубль должен быть привлечен один внебюджетный по хоздоговорам. Чтобы оптимизировать хоздоговорную деятельность, в этом году мы организуем инжиниринговый научно-технологический центр ТГУ. С этой же целью мы провели аудит всех 34 малых предприятий, входящих в инновационный пояс нашего университета. И теперь будем говорить с каждым из их руководителей о том, насколько правильно они строят и реализуют свои инновационные политики. Предполагается, что такие малые предприятия будут способствовать продвижению технологий в промышленность. Объем НИОКР (без госзаданий) вырос на 500 млн, и это очень серьёзная цифра. Не менее важно достичь нужного объема финансирования НИОКР из собственных средств университета (40 млн). Это могут быть и доходы от образования. Ключевой вывод таков: нужно мыслить логикой развития наших научных лабораторий, видя перед собой стратегические направления этого развития и его ежегодные фокусировки на конкретных проектах. Мы должны взаимодействовать с отраслями, сохраняя баланс фундаментальных и прикладных исследований, формируя для партнеров различные предложения. Сегодня, когда конкуренция за ресурсы кратно ужесточается, мы должны научиться работать с разными их источниками, объединяясь с партнерами и ключевыми стейкхолдерами технологического развития страны.

Ректор ТГУ Эдуард Галажинский,
член Совета по науке и образованию при президенте РФ

Задавала вопросы и записала беседу Ирина Кужелева-Саган