– Мне бы хотелось с вами поговорить о будущем России. Не потому что это наша страна и мы ее все любим, а потому что об этом будущем надо говорить, оно зависит от того, как мы себя поведем, какую стратегию мы выберем, как мы это осознаем. Вы будете теми людьми, которые через 20 лет будут определять это будущее. Давайте говорить о 35 годе, не 20-м, 20-й придет очень быстро, мы понимаем, что там будет, а что будет в 30-м, мы еще не пониманием. Но вы там будете жить, вы будете руководить страной в это время, будете на пике вашей карьеры. И мне бы хотелось сейчас завладеть вашими мозгами, чтобы вас туда повести и задать те вопросы, которые вы будете решать.
Мы сейчас живем в очень интересное время – во время смены парадигмы. Сейчас мы доживаем один уклад, и только начинают формироваться и экономические, и политические основания для нового мира. Каким он будет, мы не знаем, можем только догадываться. Но сейчас его формируют три глобальных кризиса. И самое главное и интересное, что эти кризисы впервые выходят из-под контроля государств. Они становятся глобальными, и ни одно государство само по себе не может их решить. И поэтому страны оказываются взятыми врасплох и пытаются что-то сделать. У них не получается, откровенно говоря. Так вот эти три кризиса: экономический, политический и социальный.
***
Я не знаю, читали ли вы книгу Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке», почитайте, это очень интересная книга, переведенная недавно на русский язык. Так вот, скорее всего, получится так, что установление новой глобальной экономической системы, нового технологического уклада не пройдет так быстро, как нам бы хотелось. И мы получим период достаточно медленного роста. Это значит, что денег у правительства не будет. Эти голодные правительства, вы уже видите сейчас, будут делать все, чтобы этими деньгами завладеть. А эти деньги – у вас. И когда вы слышите: «Давайте запретим наличные», – это все о том же. Это все о желании государств полностью все контролировать, особенно финансовое сырье. Им нужны деньги. А модель, которая сейчас руководит миром концептуально, доживает последние годы своей реальной политической жизни. Там больше нет решений, на которые можно было бы опереться.
В то же время, мир начинает опять разделяться на блоки, вы знаете все о трансатлантическом партнерстве, транстихоокеанском партнерстве. Вы знаете, что начинают формироваться разные блоки на разной основе. Что с ними будет дальше? Скорее всего, система будет сначала блоковой, прежде чем она станет какой-то еще. Потому что глобализация исчерпала себя, например, США пытаются «застолбить», огородить то пространство, которое у них есть, и не пускать туда никого. И постепенно глобальный экономический центр перемещается в Тихий океан, а значит и политический центр.
Это значит, что неатлантический мир, который был пассивным, становится главным миром: такие страны как Бразилия, Индия, Южная Африка, Индонезия просто не будут больше никого слушать. Они будут делать то, что им хочется.
Вы помните, наверное, Фолклендсую войну 1982 года. Тогда Аргентина сказала: давайте попытаемся забрать наши острова. Британия послала фонд, выкинула их с островов и показала явно, где находится в мире сила.
Давайте сейчас представим другой сценарий. Давайте представим, что какой-то островок возле Кореи у Британии тоже есть. И южные корейцы решили сказать так: 200 лет вы этим островком владели, а теперь мы забираем его назад. Вы думаете, Британия что-то сможет сделать? Южнокорейская армия по потенциалу выше сегодня, чем британская. То есть баланс сил очень сильно изменился и изменится еще больше. А смена парадигмы означает то, что старые идеи уже не работают, а новые еще не появились.
Мы живем в кризисе лидерства в огромном количестве стран.
***
Социальный кризис. Государство благосостояния приказало долго жить, денег больше нет. В развитых странах средний класс недоволен, потому что у него меньше и меньше денег. А в развивающихся странах средний класс недоволен, потому что ему еще не дали власть. Он уже богатеет, уже становится активным, начинает думать, как ему жить лучше, как ему жить в чистой стране, где руководство прислушивается к его мнению. И там есть большие ожидания, которые не становятся реальностью.
Проблема неравенства все время обостряется. Сейчас 1/10 процента населения владеет 80 процентами активов ведущих западных стран. Это значит, что мы возвращаемся к 1914 году. Либо неравенство будет продолжаться и будет социальный взрыв, либо будет какой-то передел, который точно также, как после 1914 года, отбросит всю капиталистическую систему назад, подчистит долги. И тогда опять пойдет процесс быстрого развития, который залечит многие раны. Как это было в XX веке.
Почему будет социальный взрыв? Это очень просто.
Сто лет назад были очень богатые и очень бедные люди. Очень бедные люди жили в деревнях. Они, может, и не знали и не видели очень богатых людей, не могли себя ни с чем сравнить. И богатые люди были какими-то полубогами, обитающими в другой вселенной.
А сейчас у каждого африканского пацана есть смартфон, и он видит, что творится в самых богатых городах Европы, ему хочется жить точно также. Он садится на плотик, пересекает Средиземное море и пытается вписаться в этот богатый мир. Ему хочется жить хорошо. А если он не вписывается в этот мир и озлобляется, берет автомат, и мы видим то, что сейчас творится на Ближнем Востоке. Если дальше так пойдет, я думаю, что кризис неизбежен.
***
Давайте посмотрим на то, что творится в ведущих центрах силы.
США сейчас вышли на энергетическую независимость. Идет активная реконструктализация экономики. Создаются новые по типу рабочие места. Экономика ведет себя более-менее нормально, что произойдет с финансовой сферой – мы этого не знаем. Потому что финансовая сфера наверняка доживает конец парадигмы, а новой мы не знаем. Тут появляются такие технологии как Blockchain, альтернативные центры власти, например, Китай. А вы думаете, что альтернативные центры власти до конца своих дней будут питаться из той же финансовой системы? Да конечно нет. Они создадут свою. То есть наверняка будет какая-то альтернатива.
В США идет деградация среднего класса. Я как долго проживший в Соединенных Штатах, могу четко сказать вам, как это выглядит. Появляется такое ощущение, что дети живут хуже родителей. Если нормальная средняя американская семья могла раньше иметь две машины и жить в загородном доме, водить детей в школу и ездить пару раз отдыхать куда-то, то теперь, чтобы себе это позволить, нужно работать вдвоем. И эта семья должна больше, чем она зарабатывает. Она живет все время в долг. А дети будут думать, как они устроятся на работу. Работы очень много: вы можете пойти работать в «Макдональдс», вас там с распростертыми руками ждут. Но вы знаете, сколько за это платят? Я не знаю, кто мог бы сделать карьеру в «Макдональдсе» на долгие годы.
Вот эта проблема деградации и социальной поляризации встает все жестче и жестче.
***
Давайте вернемся к системе политического лидерства в Соединенных Штатах.
Правящий класс делегирует власть, процесс принятия решений, определенной группе людей (конгресс, финансовые институты, партии). Пока все в порядке – это работает. В данный момент запущенная траектория, по которой идет верхушка, которая делегирована для управления страной и, как они думают, миром. Эта верхушка идет по прямой, а желания и задачи широкого правящего класса меняются с тем, как меняется мир. Получается такой диссонанс: правящий класс хочет одного, а верхушка продолжает делать то, что она всегда делала. И мы сейчас видим очень интересные выборы, которые являются первым знаком начинающегося изменения американской политической системы.
Американская политическая система меняется каждые 50 лет. Последнее изменение связано с Рейганом. До этого была Рузвельтовская эпоха: разговор шел о справедливости. А при Рейгановской эпохе разговор шел о свободе.
Теперь опять начинается разговор о справедливости. То, что говорят Сандрес и Трамп: давайте по-честному разберемся, как нам дальше жить.
Все институты и весь процесс принятия решения продолжает «лететь в самолете». И люди смотрят из окон, видят, что как-то он низко к Земле, и начинается волнение на борту: а пилот-то там есть? Может, он уснул? Трамп – это пьяный пассажир, который рвется в кабину и говорит: «Я лучше полетаю, дайте мне порулить».
Этот кризис продлится, наверное, эти выборы. Он будут очень интересными. Кто победит – я не могу сказать. Кстати, американцы тоже не могу. У меня есть активный разговор с Джоном Фридманом, который ошибся уже дважды в ходе этого избирательного цикла. А он является одним из самых прозорливых.
Что будет – не знаю. Но то, что в эти выборы и в следующие будет переформатирование системы и внешнеполитической повестки дня – это точно.
Глобализация американцам больше не нужна, они сейчас в оборонительном статусе, закрывают своих союзников под себя альянсами. Кризис отношений с миром – это очень очевидно.
Наверняка произойдет отход от позиции глобального полицейского к позиции активного стороннего наблюдателя. Это то, что говорит Трамп. Когда он выступил недавно, месяц назад, с внешнеполитической речью, это была его первая речь, весь правящий класс очень громко засмеялся. А если вы почитаете внимательно эту речь, она очень трезвая и концептуальная. И он говорит: «Америка нацепляла себе на ноги много гирь – альянсов, раньше мы рулили этими гирями, а теперь они тянут нас не туда, куда надо. Давайте мы освободимся от этих гирь, подумаем об Америке, а потом разберемся, с кем нужно в новом мире работать».
Это совершенно диссонирует с теми посылками, которые в есть правящем классе. И это закончится тем, что верхушка, которая сейчас «сидит в самолете» на автопилоте, сменится.
***
Что творится в Европе?
Если кто-то приезжает из Брюсселя, в том числе и западные коллеги, они говорят, что с Брюсселем просто невозможно стало работать. Бюрократия захватила все. Если первое поколение брюссельских бюрократов были теми людьми, которые строили единую Европу, впечатлялись идеями мира после Второй мировой войны, то, поскольку люди умные, они быстро поняли, где удобно делать карьеру очень непыльную, приятную и с хорошим статусом. И те люди, которые сейчас пришли, особенно молодые, – обыкновенные бюрократы, без всяких идей.
Атлантическое поколение уходит. Тот же Киссинджер говорит, что мы теряем немецкую элиту, другие элиты. Следующие элиты, которые приходят, они неатлантические, они не понимают, о чем все это. А тут еще и мигранты. Будет ли Евросоюз 2.0 – посмотрим, какой он будет. Скорее всего, Брюссель просто перестанут слушать, формально все будет также, но каждый потихонечку станет рулить в свою сторону.
***
В Китае происходят тоже интересные вещи. Идет реструктуризация власти в сторону единоначалия. Под лозунгом борьбы с коррупцией идет перестройка внутриключевых решений принимающих органов. Каким будет Китай – это очень интересно. Как Китай переживет тот кризис, который должен был произойти?
Но вопрос: будет Китай лидером или он будет оппортунистом – непонятно.
А Китай – наш серьезный партнер. Это не только наш сосед, но та страна, с которой мы выстраиваем евразийское пространство. И как выстроятся отношения К с Индией, со странами АСЕАН, нам небезразлично и наверняка как-то можно на это влиять.
***
А каким будет мир вообще? Концептуально? Мы говорим о БРИКС, об ослаблении американской системы, реструктурировании альянсов. А если так посмотреть – то каким же он будет?
Это для нас очень важно, чтобы принимать правильные решения.
То, что ясно сейчас: крупные игроки, такие как Индия, Бразилия, ЮАР, Индонезия, Китай, Турция, Иран, становятся все более автономными от системы. Это большие страны, развивающиеся динамично. И встает вопрос: а будут ли те же страны БРИКС строить альтернативную систему?
Пару лет назад были разговоры о том, что БРИКС – это должен быть костяк альтернативы Соединенным Штатам. Ну, посмотрим. Сейчас все эти страны находятся в глубоком кризисе.
Я думаю, получится такой вариант, вот я здесь поставил картинку из детской книжки про савану. Живут в саване разные животные. Некоторые из них мелкие, некоторые крупные. Лев, царь зверей, где-то сидит на холме со своими лицами, смотрит на все это. Но когда стадо слонов идет через этот холмик, льва там не оказывается, а стадо слонов продолжает туда идти. То же самое стадо буйволов. Или носорогов.
И, наверное, этот мир – Китая, Индии, Бразилии – будет примерно таким. Каждая страна будет идти туда, где травка получше, но никаких альянсов между собой слоны и носороги создавать не собираются. Посмотрим, но у меня такое ощущение.
Более того. Поскольку у каждой из этих стран есть свои интересы, они пересекаются во многих местах. Например, Китай сейчас активно идет в Африку через Эфиопию, а Восточная Африка всегда являлась зоной индийского влияния. И что там произойдет, а еще и с динамикой того, что исламские государства там активно выясняют отношения – посмотрим. Но, по крайней мере, все активно вооружаются. Что из этого выйдет – сложно сказать.
Наверняка мы увидим новые катаклизмы. Сейчас у нас есть вирусы, которые дремлют подо льдом где-нибудь в тундре. Кто знает, когда они проявятся и что нам от этого будет. Это серьезные вопросы, надо быть к этому готовыми.
***
Мир 20 года. Я вообще говорю не о мире 20-го года – это почти завтра. А вот мир 25-го года сильно зависит от того, что произойдет с Европой, как сменится верхушка штатов, что произойдет с Украиной, в конце концов, затянут ли нас в региональную войну, как Китай выйдет из кризиса, смогут ли США с Китаем какой-то modus vivendi создать, как партнерства себя поведут. И в связи с этим хотелось бы еще раз вернуться к тем драйверам, которые будут управлять завтрашним миром.
В моем видении вещей их пять. И можно нам себе как россиянам задать вопрос: а мы где находимся по отношению к этим ключевым драйверам, которые определяют успех?
Деньги идут в страну или из страны?
А таланты идут в страну? Или из страны?
А связи наши укрепляются или разрушаются?
Стабильность у нас есть или нет?
А среда у нас такая, которая создает новые возможности, в том числе и для бизнеса или наоборот их разрушает?
Вот мы должны каким-то образом в ближайшие несколько лет ответить на эти вопросы. Если мы плохо будем себя вести по этим критериям – будет отставать. Нам ни в коем случае нельзя забывать о новой повестке дня.
***
У нас есть некоторые вызовы. Их достаточно много, они достаточно серьезны. Прежде всего, Россия оказалась впервые в своей истории в очень серьезном геополитическом положении. У нас на западе и на востоке гигантские центры, которые много больше нас и, откровенно говоря, и умнее нас тоже. А на юге впервые за всю историю России появляются государства, которые можно назвать конкурентами.
У России была такая привилегия: она вела отношения на западных границах сложные, но на востоке и юге серьезных конкурентов не было. А теперь: Турция, Иран и др. создают нам определенные вызовы.
А у нас нет критической массы. Нас ни к кому не присоединишь, мы сильно свои и сильно суверенны. И тех, кого мы можем объединить, создав критическую массу, тоже нет. Мы к тому же не принадлежим ни к одному серьезному экономическому блоку. И пока мы торгуем нефтью, это более-менее ничего, но как только мы выходим на ситуацию, когда должны торговать технологиями, знаниями и т.д. – там начинаются всякие барьеры. Ты не в блоке, тогда постой подожди.
Эту проблему надо решать. А все конкурентные преимущества, которые у нас есть, связаны с весьма неустойчивыми энергетическими рынками и ресурсами.
Плюс именно в тот момент, когда меняется парадигма, когда народы задают себе вопросы, где же наша судьба, как мы ее будем выстраивать, кто мы такие в этом мире. Религии задают себе вопрос: а какова наша роль? А Россия является центром завязки и религиозных групп, и этнических групп. Это сложность, как мы ее разрулим? Экономическая и политическая системы очень молодые, у нас нет еще, как в США, единого понимания элиты, что хорошо, что плохо, нет общности, сформированной вокруг одного понимания.
Это все проблемы. И что же нам делать тогда? С точки зрения нашего географического положения мы всегда считали себя европейской страной, мы все время думали о себе с точки зрения «Восток – Запад». Мы – мост между Востоком и Западом.
А вообще-то в новом мире мы не восток Европы, мы север Евразии.
Посмотрите на Канаду. Точно такая же страна, вытянутая с запада на восток. В 200-300 километрах от границы живут одни медведи, очень трудно проехать, фактически провинции не связаны. И если бы не было гигантского рынка Соединенных Штатов, Канада бы никогда не развилась экономически.
Основные связи развития – не связи «Восток – Запад», а связи «Север – Юг».
Мы оказываемся в положении «евразийской Канады», когда чтобы выжить, нужно иметь рынок всей Евразии. Только на этом рынке мы можем выстраивать конкурентоспособные компании, можем создавать мультинациональные компании на рынке не в 140 миллионов – а евразийского сообщества. Нам нужен рынок, по крайней мере, пару миллиардов. И Евразия – как раз такой рынок. Три с лишним миллиарда, пять процентов в год общего роста. Это рынок, который в принципе нуждается не только в наших ресурсах, но и в наших технологиях. Необязательно очень продвинутых, просто нужно развиваться, и, по-моему, у нас есть гигантский потенциал для этого.
Россия – север Евразии. Если мы считаем этот регион своим рынком и ставим такую задачу, нам нужно выстраивать инфраструктуру не только «Восток – Запад», но и «Север – Юг». Это значит, надо тянуть трубопроводы, сети, кабели, дороги. Чтобы они соединяли Россию с Ираном, Индией, Юго-Восточной Азией.
А в центре этого континента – гигантское нестабильное белое пятно. Где нет ни развития, ни безопасности. И наша задача с Китаем – стабилизировать центр Евразии, чтобы дать себе возможность сделать инфраструктуру, которая позволила бы выстроить этот 3-4-миллиардный рынок. Это очень большая задача, но ее придется решать, если мы не хотим отстать.

***
Что будет в 2020 году?
Будет мировой экономический рост? Снизится противостояние с Западом? Стабилизируется ли Украина? Загорится совсем Ближний Восток или нет? Это основные вещи.
У нас есть сценарии, когда все понемногу утихает до уровня 11-12 года, или, наоборот, все сильно разгорается: экономика не растет, конфликты расширяются на те зоны, которые находится около нашей границы, нам приходится реагировать. Начнется вялотекущая война. В Азии будет продолжаться гонка вооружений, Индия поссорится с Китаем, начнется новая холодная война. И так далее, я даже не хочу говорить, чем это закончится.
***Мы сейчас одновременно находимся в состоянии многомерной войны. Войны всегда велись всеми средствами, которые есть. В основном военными. Потому что экономических средств тогда не было – не было глобального рынка, в каждой стране был свой. Информационный – также. Но поскольку у нас образовался единый рынок, все эти вещи стали вдруг военными средствами.
Вспомните начало XX века, когда появилась авиация. Войны велись на одной плоскости – и вдруг появилось небо, появилось еще одно измерение. Точно также у нас сегодня появляется еще несколько измерений: информационное, финансовое, технологическое…
Война многомерная и перманентная, никто не ставит задачу просто нас победить. Она как соревнование на измот, у кого больше окажется силы. Воюют не армии, а целые народы. И поскольку воюют целые народы, эта война, прежде всего, идеологическая. Это борьба за каждого человека.
А мы относимся концептуально к понимаю этой войны как к предыдущим. Нам нужен свежий взгляд на то, что такое обороноспособность России.
Нам нужна система, которая смотрит на все сразу. Которая могла бы с точки зрения общего руководства всем многомерным пространством принимать решения, затрагивающие бы не только военную, но и все остальные сферы. Прежде всего, финансовую и технологическую.
Я уж не говорю о том, что инициатива в такой войне, как и в любой, решается лидерством информации.
Если вы хотите сейчас получить хорошего качества информацию, идете и нанимаете, например, американскую компанию. А те люди, которые управляют этими компаниями, имеют другое концептуальное понимание. Мы принимаем решение, которое базируется на их концептуальном понимании.
У меня такое ощущение, что перед российской наукой, в том числе и университетской, стоит глобальная задача: нам нужна собственная система аккумулирования и оценки информации.
Давайте принимать решения, базируясь на нашем понимании вещей.
И придется переосмыслить грань между военным и гражданским. Военные должны стать менее военными и посмотреть, что творится в финансовой сфере, а гражданские должны понять, что они не просто управляют министерствами, а то, что они делают, глубоко влияет на национальную безопасность.
Нам нужен новый менталитет.
Когда меняется парадигма, догонять бесполезно – просто непонятно, в какую сторону бежать. Нужно самим искать, куда все идет, и играть на предупреждение.
Нам нужно переосмыслить наш в том числе внешнеполитический менталитет. Мы всегда были ведущей суверенной страной, всегда принимали решения, базируясь на том, что нужно суверенной России. А в данном мире нужно играть в команде. Потому что у нас нет критической массы, мы не можем быть настолько большими, чтобы забыть о партнерах. Нужно выстраивать большую Евразию как дом, дом мира. Если у нас не будет коллективной безопасности в Евразии, мы получим большую войну, скорее всего, на юге континента.
***
Здесь, в родном университете, я хочу еще раз напомнить всем молодым о том, что будущее России зависит исключительно от них. Потому что качество кадров – это то, что решает нашу судьбу. Если у нас будут лучшие люди – у нас будет лучшая страна и у нас будет лучшее будущее.
Если у нас не будет лучших людей, если они не смогут построить свой потенциал, то ни о каком серьезном будущем смыла говорить нет.
Инвестируйте в себя. Сделайте из себя лучших специалистов в мире, обогащайтесь всем, чем можете. Вы нужны России.
Россия извне, конечно, непобедима. Вопрос в том, сможем ли мы договориться внутри о каком-то консенсусе или нет. Ни в коем случае нельзя допустить разлома, ни религиозного, ни этнического. Нам нужно четко следовать нашим интересам, не поддаваться на провокации, их будет очень много. Надо предлагать повестку дня, которая позитивная, проактивная, выстраивать альянсы. И самое главное – думать не о прошлом, а о будущем.
Когда я в МГУ сказал фразу «думать не о прошлом, а о будущем», был такой вопрос: «Погодите, вы хотите сказать, что нам нужно забыть свое прошлое?» Ни в коем случае. Но мне не нравится ситуация, когда 70% разговоров между людьми – о том, что вот тот, который рулил тогда страной, хороший или плохой, мы делали тогда правильно или нет? Не надо, чтобы наше прошлое затмевало наше будущее. Давайте говорить о будущем и его строить.