В ноябре есть две даты, связанные с борьбой с кибербуллингом. Международный день борьбы с насилием и травлей в школе, учрежденный ЮНЕСКО, отмечается в мире в первый четверг ноября. В России 11 ноября ежегодно проходит День борьбы с кибербуллингом. В интервью университетской газете Alma Mater доцент кафедры социальной работы философского факультета ТГУ Юлия Пучкина рассказала, как травля из реальной жизни переходит в виртуальный мир, почему кибербуллинг становится всё популярнее среди детей и кто может остановить агрессора, если тот не остановится сам.
Справка Alma Mater: Юлия Пучкина – доцент кафедры социальной работы философского факультета Томского государственного университета, начальник отдела профилактики деструктивного поведения регионального Центра психолого-педагогической, медицинской и социальной помощи, директор АНО Ресурсный центр «Согласие».
ТРАВЛЯ ВИРТУАЛЬНАЯ, ЖЕРТВЫ РЕАЛЬНЫЕ
– Юлия Александровна, кибербуллинг становится всё более распространенным явлением. Насколько оно в действительности опасно?
– Я, наверное, выскажу не очень популярную точку зрения, но как человек, который работает с жертвами буллинга, происходящего в реальной жизни, я считаю, что киберагрессия менее губительна. С ней все же проще бороться, поскольку можно выйти из сообщества, заблокировать пользователя, отключить интернет. В ситуациях, возникающих в реальной жизни, человеку сложнее покинуть то сообщество, в котором его травят. Не всегда возможно поменять класс, школу, район жительства или работу. Степень защиты у тех, кого преследуют в реальной жизни, всегда ниже, нередко они страдают не только морально, но и физически.
Вместе с тем у кибербуллинга и других видов цифрового насилия, а их очень много, есть свои особенности, которые усугубляют эту проблему. В частности, онлайн-преследователь может достать жертву везде, где бы она ни находилась. Второй момент – виртуальная травля влияет на репутацию человека, и он никак не может это контролировать, поскольку процессы запускаются без него. Это может быть создание фейкового аккаунта под именем жертвы, компрометирующие фото, сделанные с помощью фотошопа, а теперь можно еще и видео с использованием нейросетей сгенерировать.
Агрессоры могут давить на жертву угрозой распространения таких материалов и шантажировать ее. Но и это не самая тяжелая ситуация. Самая тяжелая возникает тогда, когда кибербуллинг становится частью травли в реальной жизни. А это, к сожалению, не такая уж редкость. В таком случае агрессор расширяет границы воздействия, а жертва чувствует себя как зверь, загнанный в угол. Вообще, говоря о природе возникновения таких случаев, нужно отметить, что чаще всего человека вряд ли начнут целенаправленно и продолжительно травить, если с ним не знакомы в реальной жизни.
– А как же оскорбительные комментарии в соцсетях? От незнакомых людей, иногда с пожеланием смерти и так далее.
– Это совсем другой вид цифрового давления – хейтинг. Как уже говорилось выше, вариантов киберагрессии множество. Жертвой хейтинга может стать вообще кто угодно. Одно неосторожное слово в соцсетях, и на вас обрушится волна агрессии. Но, как правило, это разовая акция. Это легко прекратить, достаточно просто не отвечать на оскорбления, и все сойдет на нет. В этом выгодное отличие хейтинга от кибербуллинга, который является целенаправленным, часто очень продолжительным по времени и причиняет гораздо больше страданий.
ЦИФРОВАЯ ЗАПАДНЯ
– Юлия Александровна, если обратиться к понятийному аппарату, какие риски в киберсреде сейчас становятся наиболее распространенными и опасными?
– Рисков много, все они различаются по степени последствий. Например, человека могут исключать из какой-то группы, сетевой игры. Ну, исключили и ладно, пошел играть в другую игру. Но есть такие виды токсичного онлайн-воздействия, которые способны довести человека до отчаяния и самоубийства.
Я бы выделила такой вид цифровой агрессии, как груминг. Ничего общего со стрижкой животных это не имеет. Термин происходит от английского groom – ухаживать. Интернет-груминг – это долговременное установление взрослым человеком близких, доверительных отношений с ребенком с целью завоевания доверия и последующего совращения. Это явление набирает обороты. В России уже фиксировались жертвы среди детей дошкольного возраста.
– Как это возможно?
– У некоторых детей уже в этом возрасте есть свой смартфон. Если нет, то почти всем детям родственники – папы, мамы и другие – дают телефон поиграть. Ребенок пяти-шести лет легко может зайти в интернет, где его поджидает «добрый дядя». Взрослый агрессор может задабривать ребенка разными путями: комплиментами, деньгами, «плюшками» и так далее. Жертву просят показать себя на камеру в обнаженном виде или сделать такое фото и прислать. А потом, как правило, начинается шантаж с угрозами – мы покажем это твоим папе, маме, друзьям, которые у тебя есть в ТикТоке и так далее.
– Что в таком случае делать родителям?
– Максимально поддержать ребенка и обратиться в полицию. К сожалению, родители не всегда соглашаются писать заявление в правоохранительные органы, потому что им стыдно, неловко. Коллеги из других регионов делились тем, как они работали с семьей и прямо убеждали родителей обратиться в полицию. Если не будет заявления, то никто не будет заниматься поиском злоумышленников. Бездействие потерпевшей стороны только усугубляет ситуацию. Из-за безнаказанности тенденция совершения таких преступлений будет нарастать.
– Вам приходилось сталкиваться с подобными случаями в Томске?
– Да. В этом году была ситуация, когда школьницу «развели» в интернете на интимное фото, а потом начали круглосуточно преследовать. Угрозы были классические: «Не будешь отвечать на сообщения, сливаем фото твоему окружению». До лета ее держали на крючке, а когда девочка поехала в лагерь, ее принудили к тому, чтобы она исподтишка снимала других девочек в душе и так далее. Они это заметили, рассказали вожатым, так ситуация и раскрылась. Была обнаружена переписка и все остальное. Таким образом, девочка не только сама стала жертвой, но и вынужденно совершила преступление. Вообще, нужно отметить, что сегодня в виртуальной среде совершается большое количество преступлений, связанных с интимной сферой, и тенденция нарастает.
ЗАКОН ДЖУНГЛЕЙ
– Как человек становится жертвой или агрессором? В публикациях нередко указывается, что многие из тех, кого обижали и унижали в реальной жизни, в интернете ведут себя токсично. Так они реализуют свои комплексы, пользуясь тем, что не достанут. Почему человеку, который был жертвой, не жаль других?
– Ну, во-первых, это тот порядок, миропорядок, который они усвоили. То есть, подвергшись травле, дети попадают в буллинг-структуру. Есть такое понятие, как буллинг-структура, когда в сообществе или группе традиция буллинга становится устойчивой, даже если жертва уйдет из класса, то остальные найдут себе другую «мишень». И когда дети несколько лет находятся в такой среде, они приучаются к тому, что мир так устроен – нужен кто-то слабый для того, чтобы остальные чувствовали свою силу по сравнению с ним. Потом ребенок, который был «мишенью», может захотеть самореализоваться в киберпространстве, в социальных сетях, где он воспроизводит ту систему отношений, в которой он жил. Это закон джунглей, и дети его усваивают. К счастью, так происходит не со всеми.
Все же многое зависит от ценностей человека и от того, что ему дал этот горький опыт. Кому-то он дает понимание, что это больно и так делать нельзя, а мог дать понимание, что так живут все, и это нормально. Если перед нами второй тип, мы получим преследователя, который из жертвы превратился в агрессора, согласно треугольнику Карпмана. Это модель нездоровых межличностных отношений, в которой люди принимают одну из трех ролей – жертвы, тирана или спасателя. Они меняются местами в разных условиях.
– Как это происходит?
– Например, дома или в школе ребенка обижают, физически наказывают. Он заходит в интернет и там, где его не могут остановить или ударить, начинает вести себя агрессивно уже по отношению к другим. Для детей кибербуллинг – очень удобный формат. В школе рядом взрослые, могут заметить, пристыдить, наказать. Интернет привлекает своей безнаказанностью. Виртуальная среда для них абсолютно свойская «территория», на которой они не просто бывают, а фактически живут. Опять же воздействовать онлайн на жертву проще, поскольку ты не видишь ее глаза, реальные страдания, поэтому преследователю внутренне действовать несложно, снимаются моральные ограничения.
БУЛЛИНГ МОЛОДЕЕТ И ВЗРОСЛЕЕТ
– Юлия Александровна, можно ли отметить какие-то критерии выбора жертвы по полу, возрасту, другим параметрам?
– По полу и возрасту зависимости нет. Что касается других критериев выбора жертвы, то раньше это могла быть внешность (цвет волос, лишний вес и так далее) или фамилия. Сейчас тенденция изменилась. Чаще преследованию подвергаются дети, которые чем-то отличаются, не совпадают с большинством по ценностям, целям, поступкам. Порой ровесники начинают преследовать детей, которые имеют особенности в поведении или темпераменте, например, с повышенной тревожностью или слезливостью. Нужно отметить, что сейчас буллинг молодеет и взрослеет одновременно.
– Что это означает?
– Если раньше учителя начальных классов твердо заявляли: «У нас буллинга нет!», то сейчас случаи офлайн- и онлайн-травли начинаются в первом и втором классах. Еще лет пять-семь назад мы видели, что к девятому-десятому классу дети становились более осознанными и прекращали подобные действия. Сейчас этого не происходит, вчерашние школьники переносят свое токсичное поведение из школы в университет или колледж (техникум), из чата класса – в чат студенческой группы.
Есть и еще одно отличие, которое мы заметили: раньше (лет 10-20 назад) физическое насилие по отношению к жертве было более выраженное, более жестокое. Сейчас в этом плане агрессоры стали более сдержанны, но что касается психологического хейта, травли – это современные дети делают легко, не задумываясь.
Причем, еще одна тенденция нашего времени – жертвами нередко становятся учителя. И если в реальной жизни многие школьники не отважились бы открыто издеваться над взрослыми людьми, то в интернете делают это активно. Они создают группы для обсуждения, куда вбрасывают фото учителя в неприглядном виде, видео, которое записывают, спровоцировав человека, например, на крик, или обработанное с помощью специальных программ, потом пишут под ними оскорбительные комментарии.
– Что делать с буллингом во всех его проявлениях? Решается ли эта проблема в правовом поле? На уровне законов есть какой-то инструмент?
– В правовом поле пока нет законов, касающихся именно буллинга. Может, это и хорошо, иначе можно уйти в порочную практику, когда люди начнут друг к другу предъявлять иски, в том числе из мести. Тогда мы просто окончательно погрязнем в конфликтах, судах и заявлениях в полицию. В правовом поле такие вопросы не решаются – нельзя заставить людей уважать друг друга, дружить, хорошо относиться.
– Как вы с этим работаете? Что могут сделать в такой ситуации родители, поняв, что их дети стали жертвой агрессии – виртуальной или вполне реальной?
– Прежде всего, нужно сказать, что нельзя игнорировать проблему, обесценивать страдания ребенка, говорить: «Потерпи, нас всех в школе дразнили или обижали». Еще хуже, и мы с этим нередко сталкиваемся, когда родители агрессора игнорируют происходящее, считают, что дети просто «балуются». Но ведь «балуются» они все время в отношении какого-то конкретного ребенка. И это повышает градус страданий жертвы, когда она понимает, что так обращаются только с ней и это никто не пресекает.
Теперь переходим к тому, как мы с этим работаем. Мы считаем, что использовать административно-карательные методы неэффективно, поэтому применяем подход, который называется восстановительным. Самый верный способ – вступить в диалог и разобраться, почему так произошло, в чем причина? Из нейтральной позиции нужно посмотреть на ситуацию со всех сторон. Нужно сделать так, чтобы жертву буллинга услышал агрессор или агрессоры. Такие встречи всегда тщательно готовятся. Мы встречаемся сначала по отдельности, потом, когда все готовы слышать и слушать, происходит очное общение в формате круга сообщества. Обучаем педагогов использованию этой технологии.
– А что делать, если травля происходит в виртуальной среде?
– Как мы с вами говорили ранее, зачастую жертва и преследователь знакомы в реальной жизни, а кибербуллинг является дополнительным инструментом давления. В таком случае нужно пытаться организовать общение в реальной среде.
– А если агрессор не идет на контакт?
– Тогда нужно действовать по ситуации. Например, случай из практики. Была ситуация, когда объектом травли стала школьница, которую в классе обзывали выскочкой, ЧСВ (чувство собственной важности). Кто-то опубликовал ее фото в хейтерской группе.
– Что это за группа?
– Мы не будем ее называть, но такие группы могут создаваться в рамках школы, отдельного района, города и так далее. Раньше они были преимущественно в ВК, сейчас появляются и в Телеграме. В хейтерскую группу бросили фото этой девочки с оскорбительной подписью. Мы вышли на контакт с администратором группы, пообщались, объяснили возможные негативные последствия такого действия, нас услышали. И, несмотря на то, что за короткое время у группы появилось довольно много подписчиков и владельцы начали ее монетизировать, она была закрыта.
Другой вариант, который всегда остается в случае с онлайн-травлей, – это смена личного аккаунта или блокировка преследователя. Если он пытается зайти с другой страницы, жертва наверняка его распознает, снова блокирует. Но все же самое главное в борьбе с буллингом – это формирование коллективного иммунитета сообщества против насилия, а не только работа с агрессорами, и уж тем более не только с жертвой.
В таком случае тирана будет останавливать его окружение – одноклассники, одногруппники, пользователи сети, которые вместо ожидаемого одобрения скажут: «Прекрати!». Ведь агрессору нужно что? Реакция, эмоции, власть. Устроить какой-то «экшн», чтобы над жертвой посмеялись. И нет разницы – реальная это среда или виртуальная. В интернете количество «зрителей» может быть еще гораздо больше, и агрессору важна их реакция, поддержка, ради этого весь «спектакль». А если реакции нет, то и стараться агрессору будет незачем, интерес пропадет. Его действия будут лишены токсичного «топлива».
Иногда на таких встречах мы с детьми после обсуждения принимаем решение: как они будут себя вести, если вдруг им самим захочется «похейтить» кого-то? Снова толкнут, обзовут? Они говорят: «Мы будем защищать, останавливать, мы будем подходить к обидчику и говорить, что так нельзя». И если мы хотим, чтобы произошла гуманизация общества, необходимо идти именно по этому пути, а не привыкать к ненавистническим комментариям в соцсетях и негативным действиям в реальной жизни, не нормализовывать их. Сила сообщества значит очень много.